Интервью журнала «Русский репортер»
В еврейской традиции различают два вида хлеба: мезонот — то, что вы бы назвали «хлебобулочными изделиями», и собственно хлеб — хала. Это два совершенно разных продукта, и даже благословения на них произносятся разные. Хлеб, благословляемый словами «который Ты выводишь из земли», может состоять только из тех злаков, которые признаны хлебными, — пшеницы, ячменя, ржи, гречки… Все остальное — ни кукурузный, ни рисовый — хлебом считаться не может.
Но чем же рис хуже гречки?
Ничем. Если рассуждать с точки зрения исторической, вероятно, в древней еврейской культуре не было риса, и в «основной список» попали знакомые и привычные злаки. Но, быть может, есть и технологические проблемы при выпекании хлеба из других злаков. Неизвестно, например, так ли легко контактирует с дрожжами, скажем, рис.
Оказывается, яблоко тут ни при чем. Хлеб — вот чем Ева соблазнила Адама. Все начиналось намного сложнее, чем банальное воровство яблок в райском саду, и «древо познания» — это, по одной из версий, пшеница, которая в те времена была «как кедры ливанские». Мы-то, конечно, давно предпочитаем колбасу, хотя и помним, что «хлеб всему голова». Беседа с Агвидором Шинаном, литературоведом, библеистом и профессором Еврейского университета в Иерусалиме.
Хлеб — это первый продукт, который человек начал готовить самостоятельно. Кроме того, люди были удивлены почти алхимическим превращением муки и воды. Это — первый акт творчества. Конечно, кроме хлеба люди собирали плоды, убивали животных и ели мясо. Но и то и другое не изменялось, фрукт оставался фруктом, а мясо — мясом. Хлеб — нечто другое, он «зреет», «рождается», и мы получаем продукт, не похожий на первоначальные ингредиенты. Возможно, центральное место хлеба связано также с его питательными свойствами, но об этом лучше рассказал бы диетолог.
А где граница этого понятия? Пицца — это хлеб или уже нет? А пельмени?
Здесь есть два аспекта. Технический: все, что из злаков, — хлеб. И идеологический, который связан, скорее, с «чистотой» хлеба. С технической точки зрения все просто: это вопрос пропорции. Если блюдо, скажем, на десять процентов из муки и воды и на девяносто — из какой-то начинки, то это не хлеб, а если большая часть из теста — записываем в хлеб. Что же касается содержания, тут сложнее… Я покажу на примере: у нас тут в вазочке два вида печенья, видите? Вот это — просто сладости, потому что тут основное содержание в глазировке и присыпке. А вот крекер… тут можно спорить, но по содержанию он ближе к хлебу: мука, соль, вода — это обязательные компоненты хлеба. Если же вместо воды использовать яблочный сок или что-то другое, будет просто кондитерское изделие.
Как далеко распространяется ареал хлеба как главного продукта? Есть ли чтото подобное в других культурах — индийской, латиноамериканской, арабской?
Не во всех культурах главную роль играет именно хлеб. В дальневосточных культурах это рис, в других может быть кукуруза… Даже если говорить именно о выпечке, во многих культурах это особенный хлеб: мы знаем итальянскую фокаччу, арабскую питу. У евреев это хала. В Перу же, к примеру, хлеб пекут из картофеля, а в Шри-Ланке вообще не пекут, а жарят на сковородке… Тем не менее почти у каждого народа основное блюдо — это углеводы.
И все же картофельные лепешки при всей экзотичности не являются сакральным продуктом. Это характерно только для авраамических религий?
Пожалуй… Но вообще-то различают три авраамические религии — иудаизм, христианство и ислам. В первых двух традиция хлеба как чуда и сакрального продукта соблюдена в полной мере, более того, хлеб выступает посредником между Богом и людьми. В исламе такого нет.
А вот в СССР Бога «запретили», но хлеб был по-прежнему «всему голова»…
Дело в том, что хлеб как религиозная практика настолько глубоко укоренился в душе человека, и это настолько естественно, что даже не осознается и, видимо, сохраняется гораздо дольше, чем другие религиозные практики. Кстати, я думаю, что большевики вполне осознанно использовали этот символ для формирования своей новой «религии». Помните, как звучал один из первых плакатов-лозунгов еще 20-х годов? «Мир! Земля! Хлеб!»
Однако в советской истории хлеб часто выступал в довольно жестком образе — взять ту же ленинградскую блокадную пайку в 125 граммов пополам с опилками. И всегда, когда речь шла о голодной смерти, рефреном звучало «последний кусок хлеба». Не «ложка каши», не «яблоко», не «картошка», не «колбаса»… Почему?
Почему выбор пал именно на хлеб? Почему не на мясо?
Вы правы, у хлеба среди прочих смыслов есть и этот — трагический. Хлеб всегда, в любом обществе, в том числе безбожном, был больше чем просто еда. Хлеб означал жизнь. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь…» — думаю, даже атеисты слышали эти слова. А уж в том, что все атеисты были знакомы с символикой хлеба фронтового, блокадного, сомнений нет. Одно это внушало трепет и почтение к куску обычного батона. Израильтяне не знали Ленинградской блокады, но у тех из них, кто пережил Вторую мировую войну и побывал в концлагерях, тоже особые отношения с хлебом.
У меня есть друг — коллега, профессор, уважаемый человек, он выжил в концлагере и сейчас читает лекции в университете, но не может выйти из дома, если у него в кармане нет кусочка хлеба. Он сам про себя говорит: «Это ненормально, у меня давно уже много еды. Но мне физически плохо, у меня начинается паника, если в кармане моих брюк не лежит кусок хлеба».
Да и в Библии самая страшная кара выражалась через хлеб: в книге Левит описано, как Бог, грозя покарать народ Израиля, обещает послать различные кары, и перед самой страшной угрозой — что люди будут «есть плоть сыновей» — идут такие слова: «Когда сокрушу вам опору хлебную, и печь будут десять женщин хлеб ваш в одной печи и возвращать будут хлеб ваш по весу; и будете есть и не насытитесь».
Это звучит как самое страшное проклятие. «Хлебная опора» рассматривается как опора человеческого общества, после разрушения которой — все, каннибализм.
С хлебом в Библии часто связаны чудеса…
И самое известное из них — манна небесная. Это метафора дара, спасения. В Священном Писании мотив чудесного умножения хлебов и спасения через хлеб проходит красной нитью: пророк Илия накормил небольшим количеством хлеба много народа, то же самое повторил пророк Елисей — двадцатью ячменными хлебами сто человек насытил. Затем история про Иисуса из Назарета — у него тоже хлеба и рыба, на берегу озера Кинерет в честь этого события стоит сейчас Церковь преумножения хлебов и рыб. Руфи, которая собирала колоски, горстки зерен хватило, чтобы накормить всех домочадцев. Есть еще одна история, менее популярная, — про жену рабби Ханины, которой не из чего было печь хлеб к субботе, и, чтобы не позориться своей бедностью перед соседями, она клала в печь дымящую головню, дабы имитировать «процесс». Однако у этой праведной женщины была нехорошая соседка, которая однажды подумала: «Знаю ведь я, что нет у них ничего. Пойду-ка погляжу, с чего это дым из трубы идет?» Пришла и начала стучать в дверь. От стыда за свою бедность жена рабби скрылась в другую комнату, и в это время произошло чудо: соседка, войдя, нашла печь полною хлебами, а квашню — тестом.
В своей лекции вы говорили, что хлеб выступает метафорой в самых необычных ситуациях, в том числе в сексуальных отношениях. Хлеб символизирует тело?
Хлеб символизирует женщину. Тут нужно понимать, что в еврейской культуре принято иносказание. О многих вещах нельзя говорить напрямую. Этот стиль— выражаться с помощью эвфемизмов — развит настолько хорошо, что некоторых слов, например обозначающих гениталии, в иврите просто нет. Если есть медицинская необходимость, используются английские слова. Женщину часто описывают в архитектурных терминах: есть «дверь», есть «второй этаж»… Даже такое сложное и тонкое дело, как родовые схватки, передается образно: это «дверь на петлях, которая туго открывается». Это важно понимать, чтобы разобраться с метафорой сексуальности через хлеб. Например, однажды у еврейских мудрецов спросили: может ли женатый мужчина, если он находится в пути, останавливаться на постоялом дворе, где ночуют также и женщины, — раньше ведь не было отдельных гостиничных номеров, все спали в общей зале. На что мудрецы ответили: мол, если он путешествует с женой, вопросов нет, если же один — это никуда не годится. Но говорили они, конечно, не такими словами.
Они сказали буквально следующее: «Человек, у которого есть в кармане собственная краюха хлеба, не похож на того, у которого своей краюхи хлеба нет». И все поняли, что это значит. Женщина как «хлеб» и отношения с женщиной в выражении «есть хлеб» встречаются в Священном Писании довольно часто. Вот известная история: Иосиф, которого купил египтянин Потифар, царедворец, стал правой рукой своего хозяина: тот видел, что с Иосифом благословение Божье и все дела ему удаются. «И оставил он все, что имел, в руках Иосифа и не знал при нем ничего, кроме хлеба, который он ел. Иосиф же был красив станом и красив лицем», — говорит стих 6 из 39-й главы книги Бытия. А далее случилось вот что: жена Потифара стала приставать к Иосифу. Что же ответил ей Иосиф? «Нет больше меняв доме сем; и он не запретил мне ничего, кроме тебя, потому что ты жена ему; как же сделаю я сие великое зло и согрешу пред Богом?» Понимаете? Потифар «оставил себе только хлеб», и этот «хлеб» означал жену.
Еще один фрагмент, это иллюстрирующий, повествует о том, как один женатый мужчина влюбился в женщину, стал ее добиваться и назначил ей ночью свидание, а та пошла к его жене и все рассказала. Жена под покровом ночи сама явилась мужу, мужчина же, не разобрав, кто здесь кто, овладел ею. Но после сразу раскаялся и стал молить о смерти. На что жена ему ответила, открывшись: «Успокойся, от своего хлеба ты ел».
Дело в том, что все эти тексты писались мужчинами, и женщина рассматривалась как базовая потребность мужчины. Как хлеб. У меня есть еще одна гипотеза, связывающая хлеб и женское тело, — это дрожжи. Так же, как тесто пухнет на дрожжах, растет тело женщины во время беременности. И так же в результате мы имеем нечто новое, то, чего не было раньше.
Вы много приводите цитат из Священного Писания. А какая вам ближе всего?
Это самое первое упоминание: «В поте лица своего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься». Я люблю ее за парадоксальность. Я на лекции приводил пример с дрожжами, которые всегда считались символом зла: они бродят, раздуваются, лишают спокойствия и порядка — но без них не получится хлеба. Тут точно такой же парадокс. На первый взгляд напутствие Господа кажется проклятием, но на самом деле это благословение. «В поте лица своего» — то есть через труд. Именно труд, дело, которым мы занимаемся, дает нам возможность реализоваться, дает нам смысл жизни. И кроме того, тот «хлеб», те результаты, которые мы получаем, когда трудимся, мы ценим гораздо больше. Там есть еще — прежде «хлеба» — такие слова: «Терния и волчцы произрастит она (земля) тебе; и будешь питаться полевою травою». Мы можем только строить догадки, но Адам, видимо, возмутился: он ведь не животное, чтобы питаться колючками. И тогда получил то, что его всегда от животного отличало: хлеб и труд. И таким образом человек стал сотрудником Бога. Он сам стал творить свой хлеб, свою еду, он стал причастен творчеству.
Можем ли мы представить себе трапезу человека древнего мира?
Давайте попробуем. Древние люди ели два раза в день — утром и вечером. В еврейском мире элита ела так же, как греки: хозяин дома возлежал на ложе, опершись на левую руку. Конечно, никто не мог приступить к трапезе, пока он не начнет есть. Место принятия пищи было отгорожено шторкой. Если она приоткрыта — значит, гости еще могут присоединиться к трапезе, если нет — значит, поздно: ужин уже начался, опаздывать было нельзя.
Центральное место на столе занимал хлеб, к нему подавались закуски. Над хлебом нельзя было проносить стакан с водой или вином, если его нужно было передать соседу. Это правило было связано с запретом выбрасывать хлеб: если случайно пролить на него напиток, хлеб мог быть испорчен. Первый ломоть отламывал хозяин и обязательно макал в соль или соленую воду. Ели руками. Но при этом облизывать пальцы считалось неприличным. Кстати, интересная параллель с современной традицией: господа не доедали все со своих тарелок, а оставляли слугам — в качестве «чаевых».
С тех пор прошло много веков, менялась роль хлеба в обществе, менялось отношение к нему… Может ли хлеб, будучи «сверхпродуктом», служить неким маркером того, как меняется общество?
Думаю, да. В первую очередь это соотношение сакрального и секулярного в обществе. Сейчас хлеб в общем своем значении утрачивает сакральный смысл. Общество становится более светским. Кроме того, хлеб может быть маркером социальных расслоений. Например, для бедных людей он наверняка по-прежнему остается основной едой, недаром в Израиле государство дотирует этот продукт. Да и в России он относится к стратегическим. Вторая категория граждан — прямо противоположная. Это очень хорошо обеспеченные люди, которые отказались от хлеба в его привычном понимании, но возвращаются к хлебу как к дорогому продукту.
Они покупают хлеб — с изюмом, зернами, оливками — в хлебных бутиках. В рамках этого течения хлеб становится артобъектом: есть выставки, посвященные хлебу, он на обложках журналов. Есть и «середина» — те, кто уже не воспринимает хлеб как основной продукт, но еще не покупает его как продукт особенный. Эта категория людей ест хлеб в качестве закуски, время от времени.
Многие считают, что хлеб «умер»: он больше не основное блюдо, нет булочных, никто не ходит «за хлебом», в ресторанах его приносят автоматически — как необязательную закуску… При этом есть предприниматели, надеющиеся на «эпоху хлебного возрождения»…
Несмотря на то что в Талмуде сказано: «Только глупцы занимаются пророчеством», — я все же попробую сделать прогноз. Роль хлеба, конечно, меняется, но у него огромный потенциал. И мы, по сути, только открываем его для себя. Это уникальный продукт: он сочетается почти со всеми продуктами и влияет на все органы чувств. Работает все: аромат, вкус, текстура…
А какой хлеб любите лично вы?
Тот, который мне дает жена. Как человек современный, я не считаю, что хлеб — это что-то сакральное само по себе. Но для меня очень важен и наполнен смыслом контекст, в котором вкушается хлеб. Обычно мы покупаем цельнозерновые сорта. Для субботы — халу. А когда я бываю в России, я всегда покупаю черный хлеб. Знаете, такой… очень черный, немного влажный, с кислинкой…
Бородинский?
Именно!