– Люблю я тебя, хотя ты немножко мошенник!
– Тебе самому, милый, давно пора в тюрьме гнить!
– П-поцелуемся!
Целуются троекратно…»
В ресторане «Эрмитаж» на Неглинной улице (теперь его занимает театр «Школа современной пьесы») собирались промышленные тузы и заезжие иностранцы. За отдельным столом – директора и служащие телефонного общества. Кстати, именно здесь «родился» знаменитый салат, который мы тазиками готовим на Новый год.

В «Метрополе» в трех залах, не считая кабинетов, ставили 280 столиков на 1 700 человек, среди присутствовавших обычные посетители этого ресторана – представители знатных и богатых фамилий: Рябушинские, Филипповы, Морозовы, богатые завсегдатаи скачек и спортсмены.
Чинная скромная «Прага» верна себе. Здесь Новый год встречают военные, солидные представители судейского мира, профессора и крупные адвокаты. Все залы утопают в цветах и зелени. В фешенебельных ресторанах в качестве новогодних подарков дамам преподносили букетики цветов и милые подарочки. Например, каждая гостья, встречавшая в «Праге» приход 1911 года, получила вместе с розами и гвоздиками изящные веера с отпечатанными видами ресторана, надушенные «парижской новостью» – духами «Коти».
И все же рестораны не могли принять всех желающих. Неудачники, которым так и не удалось никуда попасть, лишь сетовали на свою горькую судьбу, когда на следующий день с завистью читали в газетах описание состоявшегося праздника.

В семейной жизни Антон Иванович был счастлив, а история его любви достойна романа. В 1892 году 20-летний подпоручик Антон Деникин на охоте в Беловежской Пуще спас от разъяренного кабана одного охотника. Через несколько дней Василий Чиж пригласил Антона в гости на праздник по случаю крестин его новорожденной дочери Ксении. Через 25 лет Ксения Стриж станет женой Деникина. В 1902 году капитана Деникина переводят в Варшаву, а Ксению родители отправляют в Варшавский АлександроМариинский институт благородных девиц. Антон Иванович присматривал за ней, помогал в учебе… Он писал ей письма с фронтов. С русско-японской войны, с Первой мировой – Деникин с первых дней был на фронте. Сохранилось 96 писем генерала с фронта «милой Асе»… После института девушка поступила на преподавательские курсы и получила специальность учительницы русской истории. У Ксении появился жених; он погиб в начале Первой мировой войны… Осенью 1916 года Ксения Васильевна и Антон Иванович – к тому времени уже прославленный генерал, герой Брусиловского прорыва – встретились на похоронах его матери. И потянулись друг к другу. Влюбленные обвенчались в Новочеркасске в январе 1918 года. Откладывать свадьбу дальше не было ни малейшего смысла: ждать более спокойных времен не приходилось. Все прошло без лишних свидетелей и весьма скромно – даже праздничную одежду Ксения заимствовала у жены атамана Каледина. Медового месяца у них не было – лишь неделю молодые провели вместе, а потом Деникин опять уехал в войска – разгоралась Гражданская война. Антон Иванович мечтал о «сыне Ваньке», но в феврале 1919 родилась дочь. Деникин в это время был на фронте, и вся отцовская любовь досталась Марине Антоновне уже позже, в эмиграции. Собственно, семейная жизнь четы Деникиных началась-то уже в эмиграции. Ксения была готова разделить с мужем любую его участь, а он с радостью посвятил себя заботам о дочери. Когда ей было всего четыре года, отец научил ее читать, писать и считать до ста. Русских детских книг у Деникина в эмиграции не было, но было полное собрание сочинений Лермонтова, по которому он и учил дочь родному языку. Супруги не разлучались до самой смерти, их брак выдержал все жестокие удары судьбы, оказался на редкость крепким.
Пока богачи веселились в роскошных ресторанах, «невзыскательная публика, собравшаяся в большом количестве», встречала Новый год в городском Манеже. Впервые это произошло при наступлении 1911 года. И хотя, по свидетельствам репортеров, художественная программа была ниже всякой критики: «актеров, видимо, набрали среди завсегдатаев Хитрова рынка», новшество очень понравилось москвичам из «недостаточных классов». Они искренне веселились, и под сводами громадного здания «стоял дым коромыслом».
В 1910 году «Метрополь» в честь состоявшегося в уходящем году знакомства москвичей с достижениями авиации назвал новогодний «ужин-gala» Carnaval aviatique («Авиационный карнавал»). В его главном зале, в центре под плафоном парил огромный «Цеппелин» (дирижабль), который нес флаг с надписью «С Новым 1911 годом», а по углам были подвешены громадные модели аэроплана «Блерио». Дополняли убранство гирлянды цветов и тропические растения. Все столы также были украшены живыми цветами.

Среди москвичей находилось немало таких, кто, уже встретив Новый год в одном месте, мчался на лихих тройках «догуливать» в загородные рестораны. Там, чтобы сдержать наплыв публики, в два часа ночи приходилось просто запирать ворота. Правда, из года в год повторялась одна и та же картина: какой-нибудь особо настойчивый гость прямо в шубе (швейцары наотрез отказывались раздевать) прорывался в зал. Расположившись на виду у всех – например, прямо на ступенях лестницы, которая вела на сцену, – он требовал вина и закуски. Таких посетителей приходилось выводить с помощью полиции, дежурившей специально для подобных случаев.

В иные года одного шампанского в Новый год выпивалось по 30 000 бутылок. Все изменилось, когда с началом Первой мировой в России был введен «полусухой закон», который местные власти трактовали, как им Бог на душу положит. В Москве действовал довольно строгий запрет на торговлю алкоголем. Его обходили, поднося шампанское в кувшинах под видом кваса, разливая водку под видом минеральной воды, а коньяк – под видом чая, в чашки. В газете «Голос Москвы» в 1915 г. писали: «Запрещение продажи вина действовало только первое, весьма недолгое время. Очень скоро это запрещение повело лишь к тому, что за вино брали неслыханные цены, тем самым установив новый, весьма тяжкий налог на обывателя».
«Последний всплеск безудержного веселья, по свидетельствам современников, Москва пережила, встречая новый 1917 год. Рассказывая о праздничной ночи, обозреватель газеты «Раннее утро» писал: «Необычайно шумно и весело встретили москвичи Новый год. Порой казалось, что все это происходит не во время войны, а в период мирного расцвета страны; не во время дороговизны, расстройства транспорта, внутренней неурядицы, а при полном благоденствии и благополучии, во время расцвета торговли промышленности. Так беззаботно, шумно, весело чувствовала себя толпа москвичей и беженцев, наполнившая в новогоднюю ночь клубы, городские рестораны, веселые уголки, загородные увеселительные заведения. … Встреча Нового года была везде обставлена торжественно. В 12 часов оркестры заиграли «Боже, Царя храни», в бокалах запенились «трезвые» напитки и начались взаимные поздравления. «С новым годом, с новым счастьем!»… Владельцы ресторанов и веселых уголков из скромности умалчивают о цифрах выпитых бутылок «трезвых» напитков, о которых в счетах упоминается под видом «фрукты», «кофе»…

Гулянья заканчивались к утру. А днем 1 января москвичей ждало новое испытание – новогодние визиты. Но, в отличие от рождественских, подобные встречи носили куда более официальный характер. С поздравлениями предстояло объехать начальство и людей, общение с которыми может пригодиться в работе. Хозяева домов не накрывали больших столов, а подавали только чай. Традиция деловых визитов началась еще во времена Петра I и уже к 1910-годам находила много противников среди образованной интеллигенции, считавшей ритуал архаичным. Впрочем, светских развлечений тоже хватало сполна – до революции празднование Нового года традиционно выпадало на святки, время самых пышных балов и маскарадов.
В хрониках городской жизни было отмечено такое, казалось, уже забытое за годы войны явление, как появление на улицах ряженых: «В поисках развлечений вернулись к старому, потухшему было блеску маскарадных огней. Воскресла бабушкина радость. Забытые было Пьеро, Коломбины, домино, турки, похожие на правоверных, как нижегородец на англичанина, испанцы, сильно разукрашенные фантазией коренного рязанца, Мефистофели совсем не адского обличия, маркизы рисунка Сухарева торга – дружной толпой высыпали на улицу с бубном, гармонью, гитарой, балалайкой, а главное – с необъятным запасом жажды веселья, разгула, шума, движения…»
После встречи Нового года следовала череда развлечений, которая тянулась вплоть до Масленицы. Потом – строгий пост.
А потом раскатистой волной пронесется по московской земле революция…
C 1918 по 1935 г. Новый год не был официальным государственным праздником, однако большинство семей традиционно отмечало его наряду с Рождеством. По-семейному.

К. Ф. Юон. Москворецкий мост. Старая Москва. 1911.

П. П. Кончаловский. В трактире. 1925

По материалам: В. Руга, А. Кокорев. Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века.– М.: ACT: Астрель, 2010